— Да, сержант, — ответил Тебекай.

Обердей напряженно кивнул.

— Если справитесь с этим испытанием, то докажете, на что способны. Вы станете настоящими Легионес Астартес, выкованными в горне войны. Немногие новобранцы могут этим похвастаться. Постарайтесь не погибнуть.

— Постараемся, — произнес Обердей.

— Есть, сержант, — сказал Тебекай.

— А теперь приготовьтесь. Нас заметили. Три истребителя с задачей завоевания превосходства, класс «Ксифон». Первое испытание начинается.

Глава 13

Ночные звуки

Плач псалтериона

Огонь в небе

Вителлий ткнул палкой в костер, и к небу устремился сноп оранжевых искр. За кругами света от костров их взвода высился лес, из-за Гибельного шторма отдающий болезненным кроваво-красным. В двух километрах под ними сетка Сотополиса робко обнимала землю с аккуратными рядами уличных фонарей. Далеко на западе горели мощные огни космопорта. На склонах внизу кастеллум давал о себе знать слабым свечением.

Нога человека еще не ступала на большей части Соты, и в бесконечной глуши за горой не светилось ни огонька. Море таинственно чернело. Мерика, выросшего на планете, где все небо было засвечено, эта темнота поражала и пугала.

Сота делала все возможное, чтобы они чувствовали себя гостями, которых терпят из великодушия. Насекомые стрекотали громко и безостановочно. Ночные птицы ухали из глубин леса, а крупные животные время от времени хрустели ветками, заставляя солдат вглядываться в сумрак. Фантинов на горе истребили, но из дальних лесов постоянно приходили новые, пытаясь вернуть отнятые территории.

Живность галдела ночами напролет, но громче всего были сами деревья. Они росли как раз по ночам, и древесина заметно трещала, раздуваясь, а листья ползучей лозы с шелестом тянулись вверх, нетерпеливо ожидая завтрашнего рассвета.

— Не нравятся мне эти древесные разговоры, — сказал Говениск.

Сержанты сидели у костра вместе с лейтенантом, предоставив рядовым свободу от своего присутствия. Полдюжины их костров занимали поверхность слегка наклоненной скалы перед входом в пещеру — площадку из голого камня, не затронутого буйной сотинской флорой. Древесный дым поднимался над кострами, а вместе с ним — шум болтовни и смеха.

— Никогда бы не подумал, что увижу, как растут деревья, — удивлялся Мерик. — В смысле, как они реально растут. На глазах.

— На твоей планете иначе?

— На которой я родился? Там было много деревьев, но они росли медленно. Правда, — добавил он, про другие планеты ничего сказать не могу.

— А ты, капитан?

— Я? У меня то же самое. На моей планете деревья растут медленно.

— Только Мерик все равно не прав, — сказал Боларион.

— Почему?

— Нельзя увидеть, как они растут. Темно же, — сказал Боларион.

— Вот зануда. Во всяком случае, это слышно.

Боларион улыбнулся и передал Мерику фляжку, которую тот с благодарностью принял.

Мерику нравилась солдатская вахта, общение с товарищами и патрули в глубине леса. Конечно, признаваться в этом он никому не собирался. Если он начнет проявлять энтузиазм, его отправят с этой планеты на настоящую войну. Его планы на жизнь не были расписаны подробно, но этот пункт в них точно отсутствовал.

Костер потрескивал: мертвые деревья пели живым. Говениск ссутулился еще больше.

— Скорей бы вернуться домой, — сказал он. — Не нравится мне, когда гора так трясется. Ничего хорошего из этого не выйдет. Могли бы нас и предупредить.

Боларион хлопнул его по спине:

— Гов, какой же ты нытик! Только и делаешь, что бурчишь.

— Я реалист, — ответил Говениск. — Галактике конец. А вы глупцы, раз можете сидеть тут и веселиться, словно с небом все в порядке.

— Ты отпей из фляжки, и тогда посмотрим, какой из тебя реалист.

Говениск нахмурился, но фляжку взял.

От лагеря отошла группа людей, а остальные выжидающе примолкли. Шум леса зазвучал еще настойчивее.

Пару мгновений спустя из полости в горе послышались тихие и грустные ноты псалтериона.

— Проклятье! Они же знают, что им туда нельзя, — возмутился Вителлий.

— Не трогай их, Вит, — сказал Мерик. — Эта пещера никуда не ведет. А музыка повышает боевой дух. Тем более у нас здесь больше ничего нет. Ни пиктов, ни текстов — никаких записей, как лорд Жиллиман и приказал. Не мешай им играть. Они ничего плохого не делают.

— Откуда тебе знать? — бросил Виттелий.

— Неоткуда, — согласился Мерик. — Но я это чувствую. Вы никогда не замечали? — Он взглянул на двух других сержантов. — Здесь, наверху, все ощущается по-особому. В ясный день настроение спокойное, перед бурей — напряженное, когда рядом фантин — тревожное?

Оба сержанта закивали.

— Ага, — согласился Боларион. — Это все гора.

— Так что, если б они делали что-то плохое, мы бы узнали, — сказал Мерик Вителлию.

Вителлий перевел взгляд на блестящий вход в пещеру. Обработанный камень поглощал почти весь свет, но из серой породы вокруг него тут и там маняще подмигивали кристаллы. Белые стволы скородеревьев торчали над входом, как резцы кварианов. Судя по высоте подроста, команда лесорубов была тут шесть месяцев назад. Молодняк среди пней уже был в два раза выше человеческого роста.

— Пожалуй, ничего страшного, — через некоторое время сказал Вителлий.

Мерик широко улыбнулся:

— Другое дело! Помнишь, каким занудой ты был, когда только приехал сюда?

Вителлий опять ткнул палкой в костер.

— Типичным макрагговцем — сплошные правила в голове, — усмехнулся Боларион. — А теперь только взгляни на себя. Ты почти научился расслабляться.

Остальные сержанты засмеялись.

— Гора на всех влияет, — сказал Вителлий.

— Кроме Говениска! — добавил Мерик.

Вителлий улыбнулся:

— Я не должен вам такое позволять.

— Но разве жизнь не стала веселее, когда ты начал это делать? — спросил Мерик. — Это называется «иметь друзей». Хотя, наверное, на Макрагге у тебя тоже друзья есть. Вы небось по графику встречаетесь.

Он достал из подсумка бумагу и немного сушеных листьев. На Соте было несколько растений, из которых получалось хорошее курево. Он скатал себе папиросу и предложил листья товарищам.

— Дурная привычка, — сказал Вителлий.

Мерик достал из костра горящую веточку и зажег папиросу.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее только на хорошее.

— Что ты постоянно и доказываешь, — хмыкнул Боларион.

— И то верно. Я часто думаю, почему, во имя Терры, меня отправили именно сюда.

— Повелители Макрагга ничего не делают просто так, Мерик, — сказал Вителлий. — Если ты оказался здесь, то с определенной целью. Видимо, в один прекрасный момент какой-то клерк посмотрел на графики и сказал: «Самодовольный хвастун — вот что Соте по-настоящему нужно. Это максимально повысит социальную сплоченность», — и вот ты здесь.

Они все засмеялись.

— Вот видишь? — сказал Мерик. — Даже ты понимаешь, какая это глупость.

— Не совсем так. У твоего появления здесь будет причина, Мерик. И важная причина. Ты — число в алгоритме. Может быть, тебе это не понять, но Робаут Жиллиман не любит оставлять что-либо на волю случая.

Они немного помолчали. Затем Мерик встал и бросил выкуренную папиросу в костер.

— Что ж, джентльмены, мне нужно отойти по одному делу. А потом, думаю, пора будет ложиться. С нетерпением жажду узнать, на каком же замечательном твердом пне мне предстоит не спать сегодня.

Он направился к краю скалы. Каменная площадка тянулась сорок метров, пока не обрывалась под острым углом. На верхней точке можно было уединиться и насладиться великолепным видом нижних склонов Фароса, спускающихся к долине.

Он постоял там немного, слушая доносящийся из горы плач сотинской музыки. Странным образом обработанный камень приглушал и усиливал музыку одновременно, лишая ее резкости и добавляя не поддающуюся определению мистичность. Мелодия была печальной, как почти вся сотинская музыка, и удачно сочеталась с багровым от шторма пейзажем. Одним из немногих стабильных огней в ночном небе был квадратик орбитальной платформы, сияющий прямо над головой. Рядом с ним сверкала одинокая звезда, такая яркая, что ее лучи плясали на волнах далекого моря. Это был Макрагг, освещенный чудными машинами горы. При взгляде на нее злобный шторм удивительным образом переставал пугать.