— Проклятье, с каждым днем ты становишься все поэтичнее.

— Ну это уж слишком! — Дантиох хотел засмеяться, но только выдохнул через маску: боль была слишком сильна. — Но может быть, может быть. — Он отступил. — В тебе есть задор, нам надо это использовать. Думай о том, как важна наша работа в борьбе с предателями.

Полукс нерешительно кивнул, направился к центру огромного зала и встал рядом с высоким деревянным креслом Дантиоха, где они обычно настраивали устройство. Там он и замер, как одинокая статуя в желтом одеянии, уставившись на дальнюю стену.

Дантиох затаил дыхание.

Стена пошла волнами, но осталась черной. Сначала Дантиох решил, что у Полукса не получилось, но затем двигатели Фароса сменили тон. Из ниоткуда возникли светящиеся точки. Стена приобрела характерный красный свет Гибельного шторма, и Дантиох понял, что смотрит на космос. В центре изображения дрожал белый диск, словно отражение луны в беспокойной воде. Затем небольшой ледяной мир обрел четкость, и стали видны светлые пространства с коричневыми пятнами, бледная атмосфера, загрязненная на уровне стратосферы, и холодное белое солнце позади.

Он едва успел появиться, как снова исчез.

— Это был не Семсамеш.

— Это был Инвит, — пораженно ответил Полукс. — Мир, где я родился.

— Что ты сделал?

— То, что ты сказал, — ответил Полукс. — Отказался от контроля.

Дантиох повернулся к своим инструментам, от волнения забыв про постоянную боль. Он прохромал вдоль пульта, подмечая каждый скачок энергии и каждое изменение в колебаниях квантовых двигателей, и в очередной раз неприятно поразился грубости приборов Механикум, ибо они почти ничего ему не сообщили. Он подошел к аппарату, большую часть которого занимала встроенная гололитическая платформа, вывел звездную карту и быстро прокрутил изображение галактики, оценивая расстояние между Сотой и ледяным миром.

И охнул.

— Мы впервые увидели так далеко, да еще так четко. Восемьдесят процентов пути до самой Терры! Отличная работа, Алексис, отличная!

— Но я пытался увидеть другую планету, — сказал Полукс. — Какой же это успех? Фарос решил, что ты хочешь увидеть эту. Попробуй еще раз.

— У меня не получится.

— Выбрось эти мысли, ибо страх поражения — враг успеха.

Полукс вздохнул и попробовал снова.

И вновь тон двигателей изменился, перерастая в громкий вой. В крике квантовых двигателей чувствовался мощный инфразвук, и казалось, что воздух сгущается от вибрации, сотрясающей и доспехи их, и плоть, и кости.

Дантиох наблюдал за стрелками, которые метались в оправленных медью шкалах. Они прыгали то вперед, то назад одновременно с пульсом Фароса. Если машины разгонятся сверх допустимых пределов, Дантиох узнает не сразу, но он заверил себя, что ничего подозрительного не чувствует.

— Барабас! Барабас! Я его вижу!

Взволнованный крик Полукса заставил кузнеца войны немедленно обернуться. В искалеченном боку резануло, но он тут же позабыл об этом.

В точке фокусировки находилось размытое изображение. Оно распадалось на несколько призрачных слоев, и Дантиох ничего не мог разобрать.

— Что это? — спросил он. — Что ты видишь?

— Дорн! Я вижу лорда Дорна! — повысил голос Полукс. — Услышьте меня!

Квантово-импульсные двигатели завыли еще пронзительнее и громче, разгоняясь так, что гора начала пульсировать. Дантиох пробежался взглядом по приборам. Стрелки заползали в красную область шкал.

— Он опирается на разукрашенный стол, — закричал Полукс. — Изучает карты и планшеты, которыми завалена вся поверхность. Милорд, милорд, услышьте своего сына!

Дантиох по-прежнему ничего не видел. Двигатели стонали, наполняя бесконечные тоннели горячим ветром.

Гора тряслась, и зал настройки вздрагивал в одном ритме с биением древнего, неведомого сердца. В глубине горы раздался скрежет — зловещий треск камня о камень, с каким смещаются огромные массы породы. Дантиох инстинктивно посмотрел на потолок.

— Алексис, остановись…

— Отец!

Изображение мигнуло. Из многочисленных отверстий в горе рвался многоголосый тревожный хор, оглушительный, как рог войны.

— Алексис, стой!

Полукс взглянул на своего друга, и на его лице была написана такая боль, что Дантиох замолчал.

Изображение пропало.

Тишина вернулась с мучительной неторопливостью. Оглушительная песнь горы замолкла. Ропот двигателей глубоко под землей запнулся и вновь пошел гладко. Только отголоски землетрясения еще некоторое время беспокоили пик, перемещая камень с зубовным скрежетом.

— Я видел его, — выдохнул Полукс. — Мой отец жив.

Дантиох подковылял к другу.

— Ты уверен?

Полукс непонимающе взглянул на него:

— Ты его не видел? Он был здесь! Он стоял в своих покоях на Фаланге. Значит, он еще жив? Барабас, скажи, что видел его!

Дантиох помедлил, увидев на лице Полукса отчаянное выражение.

— Нет, мой друг, не видел. Извини.

— Но это был он!

— Алексис! — сказал Дантиох. — Мы этого не знаем. Возможно, дело в том, что ты слишком сильно этого хочешь. Вспомни видения, которые насылала машина. Как знать, может, это одно из них. Или воспоминание, взятое из твоей головы.

— Мы только начали использовать самые очевидные из возможностей Фароса, — сказал Полукс.

— Ты только что утверждал, что даже не можешь его настроить.

— Так давай работать над этим, — взмолился Полукс. — Позволь мне связаться с отцом!

Они некоторое время смотрели друга на друга — закованный в сталь калека и гигант в желтом, — не желая уступать.

Но напряженный момент прошел. Необъяснимая сила их дружбы заставила воинов сдаться.

— Возможно, ты действительно его видел, — уступил Дантиох.

— Возможно, что нет, — выдохнул Полукс звенящим от эмоций голосом.

Черный камень украл из их слов всю силу, и они прозвучали чуть слышно.

— Видел ты его или нет, есть другая проблема. Я боюсь, что мы могли повредить Фарос. — Дантиох вернулся к контрольной станции и вывел на гололит систему тоннелей. Некоторые предупреждающе горели красным. — Что бы ни произошло, это слишком большая нагрузка на машину. В следующий раз нам следует быть осторожнее.

Глава 8

Враждующие братья

Последний бой

Монстры

Кай ввалился во внутренние двери небольшого шлюза на «Нравственности». Он находился в сотне метров к корме и двумя палубами ниже главного мостика. Возможно, он опоздал. По кораблю разносились звуки битвы. Повелителей Ночи было немного, но и Ультрамаринов, способных защитить экипаж, осталось мало, и Кай не опасался, что предатели легко захватят мостик.

Он тяжело дышал, и каждый вздох доставлял мучительную боль. Главное сердце не работало. Поддоспешник пропитался кровью. Без медицинской помощи он не выживет — во всяком случае, шансы таяли с каждой минутой.

Нужно было добраться до мостика. Кровь, замерзшая на поверхности доспехов, по пути оттаивала и падала на палубу крупными каплями. Когда он прислонялся к стене, на ней оставались алые пятна. Никогда еще сто метров не казались такими длинными.

Хребтовой коридор был пуст, и только шум боя отдавался эхом от металлических стен. Крики не замолкали.

Взрывозащитные двери мостика оказались закрыты, и не было никаких следов конфликта.

— Геллий. Это я, брат Кай. Пусти меня, — передал он по воксу.

Двери разъехались на несколько сантиметров. На него уставилось дуло болт-пушки.

— Кай?

— Тиберий, помоги мне.

Двери открылись чуть шире. Брат Тиберий с опаской выскользнул в коридор и посмотрел за спину Кая.

— Мы боялись, что ты погиб.

— Вы отчасти правы, — согласился Кай. Он взял брата за руку и оперся на него. — У меня повреждены главное сердце и легкие. Я не выживу.

— Никто из нас не выживет.

Тиберий помог ему пройти через двери, и те закрылись, едва он переступил порог. Мостик встретил их напряженными разговорами и страхом. Помимо Тиберия здесь был брат Геллас.